– Быстрее, – не выдержав, взмолилась Розамунда.
Но он лишь покачал головой и ухмыльнулся.
Она знала, что он, как и она, стремится к максимальному наслаждению, он входил все глубже и плотнее. Невольно она обхватила губами мочку его уха, а потом больно прикусила.
Он едва не задохнулся от вспышки наслаждения и, потеряв над собой власть, в исступлении приник к ней, пока она вся не задрожала от охватившего ее света и тепла. Розамунда извивалась и целовала его, передавая ему всю ту звериную плотскую страсть, которую он возбуждал в ней. Через миг и его тело задрожало, напряглось, и он издал восторженный первобытный крик победы.
Хрипло и тяжело дыша, Гриффин осторожно поставил ее на пол. Пока он приводил себя в порядок, Розамунда рассматривала его. В ней уже не было ни гнева, ни обиды, одно лишь любопытство двигало ею.
Что за черт! Было бы из-за кого впадать в такую ярость? Из-за Лодердейла?! Разве он не знал, что она рассталась с капитаном без малейшего сожаления. Даже если бы она испытывала нежные чувства к мужчине, ничего здесь нельзя было поделать. Брак графа и графини Трегарт не мог быть заключен по любви. Он не имел никакого права требовать ее сердца, а также супружеской верности.
Даже если бы она не скрывала чувств, которые могла бы питать в глубине сердца к капитану, у Гриффина не было причин для недовольства.
Впрочем, от таких рассуждений веяло некоторым лицемерием. Рассудком он понимал, что у него нет повода для гнева, однако благоразумие не спасло его от краткого умопомешательства. Он хотел ее, она была ему нужна, а она могла думать лишь о нем.
Да, верно, он ревнив! Но разве он не признавал, что ревнив? Хотя это была его проблема, а не ее, он должен сам держать себя в руках. Среди многих пунктов свадебного договора любовь не значилась. Он не имел права приказать ей выбросить Лодердейла из сердца.
– Прости меня, – пробормотал он. – Сам не знаю, что на меня нашло.
Розамунду словно кольнуло в одно место, от ее благодушия не осталось и следа.
– Если ты хочешь извиниться за то, что так грубо занимался со мной любовью…
– О, я извиняюсь не за это, – рассмеялся он. – Откровенно говоря, я был бы только рад, если бы наши стычки приводили к таким необузданным проявлениям чувств. Я отнюдь не против повторить.
Розамунда зарделась от смущения. Ее голубые глаза стали совсем синими, пронизанными светом искренней радости, пылкости и любопытства.
– Ты хочешь знать, на что я способен, если разозлюсь как следует? – Он задумчиво побарабанил пальцами по подбородку. – Хм, дай-ка подумать.
Гриффин притворился, что думает, хотя на самом деле уже знал, что будет делать. Его воображение рисовало причудливые любовные сцены, тесные объятия, соития…
Розамунда облизнула свои красные припухлые губы, и сразу у него в горле пересохло. Нет, пока еще рано делиться подобными фантазиями. Но как знать, в будущем…
– Надумал? – спросила Розамунда. Она стояла, по-прежнему прислонившись к стене.
Ухмыльнувшись, Гриффин ответил:
– Тебе придется подождать. И тогда посмотрим.
Она нахмурилась и недовольно выпятила нижнюю губу.
На губах Гриффина заиграла лукавая улыбка.
– Ты выглядишь словно падший ангел, которого не впускают в рай.
Розамунда рассмеялась.
– После того, чем мы с тобой занимались, меня бы это нисколько не удивило.
Нагнувшись, он поднял медальон и без колебаний, не открывая его, подал ей. Несмотря на их примирение, она не показала ему то, что было внутри.
– Я починю цепочку, – уныло предложил он.
– Не беспокойся, сама справлюсь, – весело ответила она. – Я умею исправлять такие небольшие повреждения.
Медальон исчез в складках ее платья, по-видимому, во внутреннем кармане.
– Гриффин? – окликнула она.
– Да?
– Я сказала тебе правду о Лодердейле. Ты сам, наверное, это знаешь. Я никогда не любила его и даже не вспоминала о нем, после того как мы расстались.
По-видимому, она сама верила в то, что говорила. Разве могла она сказать ему что-нибудь другое? Поверил ли Гриффин в искренность ее слов? Говорила ли она правду или просто отказывалась от своих чувств к Лодердейлу? Как бы то ни было, но представление Розамунды об идеальном браке подсказывало ей, как надо действовать в подобном положении.
Гриффин мучительно раздумывал над ее словами. А ему следовало быть на седьмом небе от радости, ведь она верна ему, мечтает о семье, о детях. Внезапно перед его мысленным взором возникло видение золотоволосой девчушки – у него даже захватило дыхание от счастья и боли.
Он нежно поцеловал Розамунду в щеку.
– Прости меня за эту вспышку. Обещаю, такое больше не повторится.
– Охотно прощаю, – улыбнулась она. – Только знаешь, я была бы очень рада, если бы имя Лодердейла больше никогда не всплывало в нашем разговоре. Что же касается остального, то на самом деле меня не пугает твоя вспыльчивость, я нахожу ее очень возбуждающей.
Вот это новость! Он удивленно посмотрел на нее.
– Ты это всерьез?
– Более чем. Когда мои родители ссорились, то мать швыряла в отца все, что попадало ей под руку. Отец превращался в холодную сосульку и уходил, иногда не бывал дома неделями. Мне же больше по душе честность и откровенность во всем.
Однако сегодня, мелькнуло в голове Гриффина, она была не совсем откровенна. Ладно, это не так уж важно.
– Особенно когда разговор на высоких тонах перерастает в столь захватывающее и увлекательное действо.
Розамунда рассмеялась и сделала несколько шагов вперед. Разбросанные по полу шпильки заставили их обоих вернуться к реальности. Гриффин помог ей собрать шпильки.