Задыхаясь, Крейн пробормотал:
– Вы мне угрожаете, господин Гриффин? Точно так же вы угрожали бедняге Олбрайту?
Гриффин стиснул его еще сильнее.
– Что ты сказал? Тебе что-нибудь известно о том, как это произошло? Если так, то я закажу шампанское.
Воротник рубашки душил Крейна, лицо у него стало багровым, однако самообладания он не потерял.
– Вы и ваше дурацкое правосудие ловко обтяпали это дельце, не правда ли? Все чисто и красиво. Но нам-то все известно, господин Гриффин. Все в округе знают правду.
Крейн склонил голову и не без злорадства спросил:
– Интересно, ваша светловолосая пташка слышала что-нибудь об этом? Бьюсь об заклад, что нет… Но она все равно услышит.
При упоминании о Розамунде красная пелена застлала глаза Гриффину. Не соображая, он размахнулся, собираясь как следует вмазать Крейну, как вдруг кто-то крепко перехватил его руку.
Гриффин круто развернулся, чтобы ударить того, кто помешал ему, но увидев викария, сразу опустил руки.
– Ну-ну, что тут происходит? – Голос доброго викария действовал, как всегда, умиротворяюще. – Трегарт, дружище, отпустите его. Не стоит пачкать об него руки.
Прошло несколько мгновений, прежде чем Гриффин, придя в себя, обрел дар речи. Усмехнувшись, он сказал:
– Вы правы; с чего это я взбеленился? Не понимаю.
Он выпустил Крейна и отступил назад.
Однако Крейн добился своего, вызвав у вспыльчивого Гриффина вспышку бешенства, что никак не могло пойти на пользу его репутации. Подмигнув Бесси и злорадно ухмыляясь, Крейн вышел из бара.
Гриффин повернулся к служанке, которая сразу насторожилась, в руках она неизвестно для чего держала пустую бутылку. Едва Гриффин шагнул к бару, как служанка невольно вздрогнула от страха.
– Налей мне бренди, Бесси.
Девушка опустила пустую бутылку, достала из-под прилавка флягу с коньяком. Пока она наполняла стакан, руки у нее заметно дрожали.
Гриффин выругался про себя: черт бы побрал Крейна, ловко же он затеял ссору. Так глупо попасться на удочку.
Дав Бесси щедрые чаевые, он увидел, как смягчилось выражение ее лица.
Гриффин обернулся к викарию.
– Вы что-то слишком рано.
Олифант пожал плечами.
– Церковные заботы, как раз в доме напротив гостиницы. Я случайно заметил, как Крейн вошел следом за вами, и подумал: ну, быть беде. Ого! – Викарий потер руки, глядя на стакан Гриффина. – Для храбрости?! Отличная идея!
У доброго викария была одна слабость: он никогда не упускал возможности выпить за чужой счет, в любое время дня. Понимающе улыбаясь, Гриффин заказал еще одну порцию коньяка. Взяв стаканы, приятели уселись в дальнем углу бара, где Бесси никак не могла услышать, о чем они будут говорить.
– Ну и ну, – тихо, с удивлением произнес Олифант, разглядывая Гриффина. – Хорошо выглядите. Неужели таково благотворное влияние любви?
Гриффин пожал плечом. Он пытался убедить Дирлава, что Корнуолл не Лондон и ни к чему здесь так наряжаться, но Дирлав был непреклонен, поэтому выглядел Гриффин как заправский лондонский щеголь.
Кивнув в сторону стойки, Гриффин бросил:
– Спасибо, что вовремя вмешались.
– О, у меня не меньше, чем у вас, причин не любить Крейна. Он подбивает местную молодежь заниматься контрабандой, а это попахивает сами знаете чем – петлей. Но у нас, пожалуй, никто не в силах противостоять гнусным планам Крейна. Трегарт, вы не могли бы что-нибудь сделать…
– Давайте пейте коньяк, – прервал его Гриффин. – Если вас увидят в моем обществе, то это превратно отразится на вашей репутации.
– Нисколько, – весело отозвался викарий. – У меня есть оправдание. Я должен вас обвенчать. Кстати, хороша ли будущая графиня?
Гриффин сделал глоток и с наслаждением выдохнул. Сейчас это было очень кстати.
Да, бренди, безусловно, хорошая идея. Его взвинченные нервы после стычки с Крейном начали постепенно успокаиваться. А перед разговором с Розамундой надо было прийти в себя, чтобы не наломать дров.
– Леди Розамунда? – нежно произнес Гриффин, крутя в руке стакан и вдыхая аромат коньяка. – Несомненно, она самая прекрасная девушка, которую я когда-либо видел.
– Что же здесь плохого? – улыбнулся священник, удивляясь унылому тону жениха.
– Будь у вас такая внешность, как у меня, вы бы тоже не очень радовались, – возразил он. – Кроме того, она добра, великодушна и неглупа. Более того, она остроумна, воспитанна, в меру хитра.
Гм, в меру?! Как ловко она обвела его вокруг пальца! Но это все пустяки по сравнению с ее прекрасным лицом, восхитительными формами, не говоря уже о той решительности, с которой она встала на его защиту. Она смеялась над его неотесанностью, в ответ на его условия поставила свои, а потом лестью и хитростью уговорила его доставить ей удовольствие, – короче говоря, действовала как опытный наездник, объезжающий строптивого жеребца.
– Она само совершенство, – обронил Олифант.
– Да, похоже, у нее нет изъянов, – задумчиво произнес Гриффин. Он вспомнил, какой страстной и даже порочной может быть Розамунда, но у любой откровенности есть свои границы. В его ушах как будто зазвенел ее возбуждающий, волнующий смех, и у него сразу вскипела кровь в жилах.
Викарий сидел потупившись, затем, подняв глаза, спросил:
– А вы ей сказали?
Поглощенный приятными воспоминаниями, Гриффин сначала не понял, о чем говорит священник. Затем, подняв стакан, воскликнул:
– А как вы думаете, зачем я пью? Для храбрости.
– Если вы позволите, то я… – прошептал викарий.
– Нет, – оборвал его Гриффин. – Нет, мой друг. Предоставьте это мне. Поверьте, тут вы скорее испортите все дело, чем поможете.